"Трава, примятая сапогом..."

(по мотивам произведений Петера Гааза "Долг неистовому" и

Аркадия Аверченко "Трава, примятая сапогом",)

Она. (появляется в глубине сцены) Взрослым часто снятся цветные сны из детства. А что будет

сниться этим мальчишкам через 10-20 лет? Мальчишкам, пережившим ужас войны... Но это - в

будущем, а в настоящем - суровые будни детского дома, вмиг оборвавшееся детство...

(Появляются 2 мальчика.)

Валя. ...Какими мы будем, Саша?

Саша. Ты - лысым, как директор первого детдома...

Валя. Ну да-а-а! Топтушка сказала - у меня спереди волосы не растут оттого, что витаминов

мало... Ты скажи другое: добрыми мы будем или злыми?

Саша. Наверное, добрыми, Валька, а с виду сердитыми, как Топтушка. Думаешь, злая она?

Валя. Ещё бы! Ты же не для себя у спекулянтки пирожок сбондил, за что же тебя в изолятор?

Была бы добрая - поняла бы...

Саша. Это она воспитывает. Считает, что воровать нехорошо...

Валя. "Воспитывает"...Я бы у этой купчихи всё ведро увёл! Сама, наверное, ворует: и сахар у неё,

и варенец, пирожками торгует...

Саша. Я и хотел увести. Топтушка за галстук цапнула...

(Издалека доносится сообщение Совинформбюро. Сашка прислушивается.)

Саша. Ура, Валька, щетину какую-то взяли!

Валя. Не щетину, а Штеттин, город такой, на море.

Саша. Так и война кончится. Поздно мы народились. И в революцию нас не было и с фашистами

не воевали. Как думаешь, эта война последняя?

Валя. Теперь забоятся. Наши побеждают и всех других победят! (пауза) И воевать

необязательно. Даже маленьким понятно: в мирное время жить лучше. Хотя дети тоже дерутся...

Саша. Мы, Валя, другое дело. У нас честно, кто кого. Кто сильнее, тот и побеждает. А на войне:

фашист, бывает, маленький, как Геббельс, а спрячется, пистолет высунет и убьёт большого.

Разве это честно?

Валя. Получилось же честно. Мы побеждаем.

Саша. Так это потом, а сначала, сколько народу побили? По мне - нашли бы люди на земле место

вроде нашего кладбища, но без деревьев, чтоб ни камнем из-за угла кинуть, ни голову спрятать;

разделись бы до гола и начали бы драться. Ихних десять и наших тоже. На кулачках, без оружия.

А все смотрели бы и судили...

Валя. Выдумываешь, Сашка. В драке тоже не честно. Тебе тогда кто нос разбил? А кто прав

был? Правда тут ни при чём. Побеждает сильный.

Саша. Кто не прав, тот сильным не станет.

Валя. А может у него денег много, он оружия накупит...

Саша. Я же говорю, что без оружия.

Валя. Раньше так и было, у древних, а потом пошло: палки, камни, а теперь снаряды, бомбы.

Ещё чего-нибудь изобретут. Страшно ждать, правда?

Саша. Знаешь что? Я ещё придумал, чтоб на этом поле не взрослые стыкались, а мы. Мы бы не

знали, кто там чего хочет, кто денег, а кто землю. Мы бы за правду дрались... Хотя, стой! Если не

знать, что за правда, так и драться не надо...

Валя. Странный ты, Маякин...

( Вбегает ещё один мальчик. Он взволнован.)

Миша. Чего я знаю! Чего я знаю!

Валя. Говори, что за привычка...

Миша. Чего я знаю! Слушайте! Во-первых, в старую школу... В старую школу привезли...

Привезли-и-и... Новый детдом!!!

Саша. Иди ты...

Валя. Ну его, загибает. Нас-то переводят куда-то...

Миша. С места не сойти! Сам видел! Дошкольный, вот такие, маленькие...

Саша. Ну, и что дальше?

Миша. А в-четвёртых...

Валя. А что во-вторых и в-третьих?

Миша (не обращая внимания). Там есть одна девчонка по имени... Угадай- раз! Угадай - два! Два

с половиной, ну-у-у?! (смотрит на Сашку, и тот, что-то предчувствуя, вытягивается)

Римма! Что?

Саша. Ничего... (подходит ближе) Дальше.

Миша. А по фамилии...

Саша. Говори, а то как да-а-ам!

Миша. По фамилии Маякина! Сестра твоя! Сразу узнаешь - как сам рассказывал. Худая-я! Я

сказал ихнему директору, что братан у нас, - говорить не дали... Там одна баба злая...

(Сашка бросается бежать, за ним остальные)

Она. Если бы Сашка успел чуть раньше, если бы увидел сопровождавшую детей женщину в

военной форме, директора дошкольного детского дома, давшую когда-то Сашке фамилию

"Маякин". Может, и вспомнилось бы ему недавно пережитое и ушедшее из памяти, как уходило

многое, бывшее непосильным для души грузом. В пять лет он видел двухлетнюю сестру

последний раз,

(Вбегают дети. Им преграждает путь Хворозов - директор детдома.)

Хворозов. Куда?

Миша. Мит Митич! У Сашки Маякина сестра здесь, малая. Мы навестить...

Хворозов. Какая сестра? Что такое? Это правда, Маякин? Успокойся, всё узнаем. И не шуметь у

меня!

Отходит к авансцене. К нему подходит Круглова, директор дошкольного детдома,

начинается разговор. В это время к Саше подходят ребята, отдавая ему у кого что есть:

мячик, хлеб, свистулька и т.п.)

Круглова. Этого не может быть, Дмитрий Дмитриевич! Её мать увезли в Германию. Отец - сапёр,

на фронте. Писем, правда, не было с начала войны. Сама девочка ничего не помнит, а дальние

родственники, сдавая её, про брата не упоминали. Ой, да мало ли Маякиных на свете?

Хворозов. Не очень много. Тем более, если они из одних мест... Ну что же мы так? Посмотрим

документы.

Круглова (вспоминает вслух). Саша Маякин... Покажите мне его, пожалуйста.

Хворозов. Вон тот - с хохолком, смотрит в нашу сторону...

(Круглова устало опускается на стул.)

Круглова. Он у вас вырос...

Хворозов. Кто «он»?

Круглова. Ваш Маякин. Да и не Маякин он. Это я его так записала. Минутку... (достаёт из

портфеля ворох бумаг, ищет нужную.) Война. Пока ещё помним, а сколько будет сложностей у

родных потом, когда начнутся поиски потерянных детей. Сколько их прошло, сколько обзавелось

новыми фамилиями... Вот! Вот моя рука, видите? Саша не помнил своей фамилии или не хотел

говорить. Я и написала сначала "Маятин" - маялась с ним, каждое слово клещами. Потом

подумала - "Маякин" благозвучнее...

Саша. Мит Митич! Сколько ждать-то?

Хворозов. Сейчас, Саша! Подожди, говорю... (Кругловой) Ну, что делать?

Круглова. Сказать правду.

Хворозов. Не примет он правды, Людмила Васильевна! Мальчик - сорвиголова, и очень

одинокий. Я понимаю - воспитанник наш, у вас своих забот хватает, но это всем поможет, и

девочке будет лучше...

Круглова. Но у Риммы есть отец!

Хворозов. Есть ли? Ну, дай бог, - вернётся, дети взрослее станут, - поймут.

Круглова. А настоящая сестра вашего Саши?

Хворозов. Искать будем. Найдём - объясним.

Круглова. Нет, как хотите, - это преступление.

Хворозов. Да вы посмотрите на них! Посмотрите, как они ждут! Им же всем нужна эта встреча,

свои надежды окрепнут. Неужели трудно понять?

Круглова. Но ведь это ложь!

Хворозов. В тетрадке тоже ложь. Однако, кто вас винит?... Ложь эта для добра,

(Круглова уходит и возвращается с девочкой, Хворозов берёт её за руку и подводит к

мальчишкам.)

Хворозов. Ну, Саша, что же ты стоишь? Встречай свою сестру. Теперь у тебя семья. Ты

старший...

(Девочка и Саша несмело сближаются, он протягивает ей кусочек сахара, она берёт его,

Саша обнимает девочку.)

Она. О чём думают сейчас эти люди, так жестоко, так свято солгавшие во имя добра? О том, что

не будь этой подлой и священной войны, - всё было бы проще, и не пришлось бы выдумывать

сестёр одиноким братьям, потому что никто не отнял бы их родных?

Хворозов. Три детдома в маленьком городке! Не много ли?

Круглова. Может, всё-таки эта война последняя?

Хворозов. Кто знает? Не дети их начинают, не педагоги...

Валя. Странный ты, Сашка! Ну чего ты ревёшь?

Саша. Да это я так. У меня всегда слёзы текут, когда я сильно переживаю.

Валя. За кого?

Саша. За маленьких, им страшнее, чем взрослым, и никто этого не знает... Я хочу памятник

сделать. Знаешь какой? Камень на горе, а на нём девчонка маленькая с кошкой... Пусть в небо

смотрит, ждёт...

Валя. Чего ждёт?

Саша. Когда войны кончатся... И ещё, чтоб взрослые этому памятнику рассказывали, что к чему.

Валя. Не станут они рассказывать, подумают не поймём.

Саша. Неправильно так! Не имеют права! На свете все живут: и большие, и дети. Неизвестно

ещё, кто важнее. Пусть, когда любятся, не спрашивают, раз им стыдно, а на войну спрашиваться

надо, всех касается!

(Затемнение)

Она. По зелёной молодой травке ходят хамы в огромных тяжёлых сапожищах, подбитых

гвоздями. Пройдут по ней, примнут её. Прошли - полежал, полежал примятый, полураздав-

ленный стебелёк, пригрел его луч солнца, и опять он приподнялся и под тёплым дыханием друже-

ского ветерка шелестит о своём, о малом, о вечном.