В сентябре в Третьяковской галерее открылась первая монографическая выставка работ Симона Ушакова (1626–1686), самого известного живописца XVII века. Никакой другой живописец Древней Руси не удостоился столь противоречивых оценок. Одни маститые ученые XIX – начала XX века высказывались об Ушакове в хвалебных тонах как о мастере, гармонично соединившем традицию и новаторство,– «сохранив иконный стиль, он оживил его силами и средствами новой живописи» (Н.П. Кондаков), называли художника «уравновешенным и мягким посредником между старым и новым» (В.Н. Щепкин). Другие видели в нем «сознательного прогрессиста» (Г.Д. Филимонов), старавшегося «поколебать в принципе устарелые воззрения на иконопись» (Н.В. Покровский), позволяли себе патетические высказывания вроде того, что он разорвал «византийские узы с мощным чувством жизни» (К. Верман). Но были и те, кто после открытия эстетической ценности древнерусского искусства в 1910-е годы выносил ему обвинительный приговор на основе, казалось бы, диаметрально противоположных свойств его стиля. С одной стороны, он – «злой гений русской иконописи, не уберег русского лика иконы», поскольку в силу компромиссности метода не сумел стать ни иконописцем, ни живописцем, повис в воздухе «между небом и землею» (И.Э. Грабарь), с другой – «Ушаков погубил иконопись» традиционной условностью и «мертвенностью» манеры письма (Ю.А. Олсуфьев).
Впервые проведенный комплекс технико-технологических исследований подписных работ Симона Ушакова позволил выявить особенности авторской манеры его письма в разные годы, а также прояснить, какими именно приемами он пользовался для достижения «живоподобия».
Понятней становится характер нововведений Симона Ушакова при рассмотрении Владимирского образа в центре иконы 1663 года «Похвала иконе Богоматери Владимирской. Художник работал более свободно – использовал уже отработанный прием «подрагивающего» рисунка, а также в совсем другой манере, чем прежде, исполнил лики.. Характер расположения «светов» на ликах не имеет отношения к отражению естественного источника освещения природными формами, но, напротив, свидетельствует об излучении света «обоженной» плотью Богоматери и младенца Христа.
В иконах Симона Ушакова последующих десятилетий исследователи отмечают дальнейшее усложнение системы личного письма, введение в цветовую гамму множества светлых оттенков телесного тона, обильное применение деликатных и подвижных светотеневых моделировок. Между отдельными слоями красок появляется больше цветных лессировок, а сами слои наносятся мягкими мазками, местами сливающимися друг с другом, что создает эффект, родственный итальянскому «сфумато».